Слово Священномученика Григория (Лебедева), епископа Шлиссельбургскаго (+1937г.) в 19-ю Неделю по Пятидесятнице

Братия! Ныне опять предлагается нам поучение о любви, о любви к ближним. Вы только что выслушали это поучение как бы от Самого Христа — были прочитаны подлинные Христовы слова (Лк. 6, 21-36). Эти слова о любви дополняют Божию заповедь, преподанную нам в Евангелии от Матфея (22, 35-40), в которой Господь указал природу любви. Она — сама Божественная природа. Был уяснен путь любви. Это — путь к Богу. Тогда же открылось наполнение этого пути в отвержении себя и поставлении брата вместо себя: "Возлюби ближнего твоего, как самого себя". И еще: "Болши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя" (Ин. 15, 13). Сегодня Господь, раскрывая нам понимание истинной любви, очищает его от наносных людских представлений. Братия! Человек, запутавшись в жизни, внес свои извращения во все ее явления. Самость человека стала центром жизни и вошла во все жизненные отношения людей, в том числе и в мнимую любовь. Любовь стала служить утверждением самости и была тоже извращена. Господь на это и указывает: "Вы любите любящих вас, вы делаете добро тем, кто вам делает добро". Иначе говоря, мысль Господа такова: вам оказывали внимание, признали ваши достоинства, и вы довольны. Утверждая себя в самодовольстве, вы делаете ответное добро и тем самым как бы подкупаете других на дальнейшее обожание вас. Конечно, Господь отвергает такое искаженное понимание любви. Вы ведь оказываете ее ради себя же — "и грешники то же делают". Это Господне слово о мнимой человеческой любви разве потеряло свою силу теперь? Ничуть! Человеческое самоутверждение растет от поколения к поколению и достигает своего апогея. Где же тут любовь самоотречения? Не случилось ли так, что от поколения к поколению стало истребляться и понятие подлинной любви и самое дело любви? Не исполнилось ли Господне пророчество, что "за умножение беззакония оскудеет любовь?" Не задыхается ли наша жизнь в тисках безлюбия? При отсутствии подлинной любви стали взамен ее появляться суррогаты. Самый чудовищный суррогат, в корне извративший всю природу любви, — это общепринятое человеческое понимание любви. Любовью называют животное влечение. А чтобы уж не так бросалась в глаза эта оголенность, чтобы польстить человеческой ограниченности, стали говорить, что любовь эта духовна, возвышенна; стали драпировать влечение всякими прикрасами: сродством душ, тяготением к идеалу и пр. Но все эти жалкие прикрасы до времени забавляют человека, а когда влечение удовлетворено, тогда мнимая любовь разлетается в прах и с ней бесследно исчезают обманные драпировки. Что в этом влечении общего с требованиями христианской любви? Любовь к Богу и это тяготение несопоставимы как небо и земля, как дух и плоть. На втором месте по распространенности можно назвать суррогат любви, основанный на гуманности. Люди, несмотря на всю свою земляность, считают себя существами духовными и не прочь покичиться своими высокими качествами, среди которых на первое место выставляется гуманность, т.е. человеческое отношение к подобным себе, а также ко всему миру живых существ. На гуманности основана вся людская филантропия, которую считают украшением жизни. Ее даже противопоставляют иногда служению Богу, указывая, что Богослужение — это убаюкивание себя отрывом от земли и жизни, а служение человеку куда нужнее теоретического служения Богу. Это служение человеку и есть действительная любовь. Братия! И эта любовь гуманности — обман и суррогат любви. Эта любовь основана на признании достоинств человека, прежде всего — своих собственных достоинств. Эта любовь будет всегда самоутверждением. Всегда она будет любовью к любящим меня. Всегда будет самосвидетельствовать: вот какой я хороший. Видите, как я добр к вам. Признайте это и отвечайте мне благосклонностью. Какая же любовь может вырасти на таком самолюбовании, если любовь есть плод самоотречения? Гуманность — это карточный домик любви. Он непрочен и иллюзорен, как иллюзорны самые достоинства человека. Как только рушатся мнимые опоры гуманистической любви, так филантропия повисает в воздухе и держится исключительно как необходимый формальный придаток всякого "культурного" общества, которое по принятому порядку должно быть гуманным. Что любовь-гуманность иллюзорна, видно по ее плодам. Укажите пример, когда гуманная любовь сияла бы очистительным огнем как в самом гуманисте, так и в облагодетельствованном им? За единичными исключениями, когда любовь имеет основанием не одну гуманность, вы не найдете таких примеров. Любовь гуманности — это холодный свет, огонь, который никого не зажигает. Это — мнимая любовь, и она бессильна создать тепло и жизнь. Наконец, к суррогатам любви надо отнести все обыденные людские отношения, якобы окрашенные (так думают люди) любовью. Это отношения семейности, родства, дружбы, приятельства, знакомства, зависимости, подчиненности и т.д. У людей, не погрязших во зле, эти отношения чаще бывают добрыми, и люди называют их любовью, хотя подобное название ошибочно. В подавляющем большинстве в этих добрых отношениях нет христианской любви. В семейных и родственных отношениях нет христианской любви. В семейных и родственных отношениях лежит в основе единство крови, привычка и требования быта. Во всем разнообразии жизненных взаимоотношений, обозначаемых любовью, людьми руководит обычно воспитание, особенности характера и среды и, наконец, просто стереотипы. Братия! Не изумляйтесь этому неприглядному обнажению жизни. Рассмотрите жизнь и убедитесь, что это обнажение — сама истина. Возьмем, к примеру, семейные и родственные отношения. Если бы они имели своим связующим цементом христианскую любовь, разве бы они рассыпались бы с такой легкостью, как мы наблюдаем каждый день? Взаимные отношения супругов, детей и родителей, которые вчера еще считались отношениями любви, сегодня перешли в отношения жестокой неприязни и полного разрыва. Не ясно ли, что в таких отношениях, если и была любовь, то особая любовь, не имеющая ничего общего с подлинной христианской любовью. Точно так же и в отношениях дружбы, приятельства, знакомства и других, наряду с любовью, утверждаемой, надо сказать, с величайшей легкостью, вы найдете и интригу, и сплетню, и колкое слово по адресу только что называвшихся: "милочка, душечка". И все это — интрига, сплетня и злое слово, а то и злое дело, — связывается с так называемой любовью, волоча по земле и грязи понятие любви. Вот жизнь и вот ее любовь! Но оговоримся. Мы не хотим утверждать, что христианской любви мы вовсе не найдем в семейных, родственных и бытовых отношениях людей... конечно, это встречается в жизни. Но чаще, к сожалению, людские отношения, привычно называемые любовью, имеют в себе мало элементов подлинной христианской любви. Это чаще всего суррогат любви. Всецело приложимо тут Божье слово: "Если любите любящих вас... делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают" (Лк. 6, 32-33). В сегодняшнем поучении Господь открывает, какова же должна быть подлинная любовь. Он указывает ту же основу, что и в заповеди о любви к ближнему: "Как хотите, чтобы с вами поступали, так и вы поступайте с ними". При поверхностном рассмотрении этих слов можно подумать, будто Господь заповедует какое-то уравнение отношений к ближнему с отношением к самому себе. Нет! Здесь иная мысль. Здесь дано такое указание: поставь ближнего вместо себя и делай для него то, что ты бы делал для себя. Рассудите сами. Ты хочешь, чтобы люди делали тебе добро, следовательно, ты сам должен делать им добро. Когда тебе захочется делать добро другому в таком размере, как самому себе, ты непременно должен поставить его вместо себя, а о себе забыть, потому что иначе добро, делаемое для себя, поглотит и исключит добро к ближнему. Ты будешь делать ему добро как бы от своего добра, и это будет добро в размерах меньших, чем для самого себя. В этом случае заповедь любви опять уничтожается — она переходит в самоутверждение: утверждая себя в добре, я от него милостиво уделяю частичку другому. Господни слова равносильны тому, что, делая что-то для другого, ты забудь о себе, иначе ты неминуемо исказишь свое отношение к другому. Иными словами, в основу любви к ближнему Господь и здесь кладет самоотречение, отчего заповедь любви обращается в заповедь самоотречения. Что именно так надо понимать Христову заповедь, видно и из дальнейшего. Христос иллюстрирует Свою мысль примером, как должны поступать люди, имеющие подлинную любовь в отношении друг друга. Он говорит: "Любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего" (Лк. 6, 35). Или как сказано несколькими стихами ранее: "Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас. Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку" (Лк. 6, 27-29). Из этого видно, что не может быть уравнения в любви к себе и ближнему; нельзя уравнять заботы о себе и заботы о ближнем. Какое тут уравнение! Вот твой враг, он делает тебе зло, а ты его полюби; он тебя ненавидит, а ты благотвори ему. Он тебя проклинает, а ты воздай ему благословением. Он тебя гонит, обижает, а ты молись за него! Здесь крайнее самоотречение, отказ от себя и своих земных интересов, чтобы сделать все доброе другому. Какое тут уравнение, когда указывается: "Давайте, не ожидая ничего"! Какое тут уравнение, когда у тебя отнимают верхнюю одежду, а ты отнимающему еще прибавь последнюю рубашку с себя! Здесь верх забвения себя, последняя грань самоотречения. Здесь любовь как предел самоотречения. Вот какова природа подлинной христианской любви! Далее Господь объясняет последнее и самое ответственное: как же исполнить эту заповедь о любви? Каков путь любви? Дать указание, как исполнить заповедь любви, — необходимо, так как эта заповедь противоестественна для греховного человека, и ее исполнение немыслимо в состоянии греховности. Для жизни греховного человека естественна любовь самоутверждения, а не любовь самоотрицания. Недаром Господь говорит: "Вы любите любящих вас — это вам по силам и для вас естественно; иная любовь вам недоступна. Я же говорю: любите врагов ваших, творите добро ненавидящим вас и молитесь об обижающих вас". Разве не противоестественно требование полюбить своего врага? Человек делает вам зло, делает его незаслуженно. Как же полюбить его? Враг поносит вас, клевещет. Его ненависть к вам — как отравляющий яд; его незаслуженные на вас обиды — как острые шипы на вашем пути. Как же полюбить его? За что? Однако, братия, заповедь любви-самоотречения дается как обязательная, как одна из двух главнейших, на которых стоит "весь закон" (Мф. 22, 40). Указывая на эту заповедь как обязательную, Господь указывает и путь ее исполнения. По Христу, путь самоотречения требуется от всякого, идущего к Нему: "Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя..." (Мк. 8, 34). Так как стихия любви есть Бог (1 Ин. 4, 8), то приражение к этой стихии возможно только через приближение к Богу, через Богоуподобление. А приближение к Богу возможно лишь только через отказ от тьмы греха, в которую погружен человек, через отречение от греховной человеческой самости, т.е. через самоотречение от греховного человека и возрождение его в Боге. Возрождение в Боге, то есть соединение со стихией любви, обеспечивает человеку влитие в любовь и действия в любви. Такой человек сам начинает излучать любовь. Верно ли, что путь любви только таков? Верно, и другого пути не может быть. Христос, призывая учеников к исполнению заповеди любви, увлекает их захватывающим состоянием любви: "и будете сынами Всевышнего" (Лк. 6, 35). Сфера любви — Богоуподобление, Богосыновство. Оно — единственный путь любви, оно же — венец любви, награда ее. Процесс внедрения в душу любви, как процесс осияния Богом, — постепенный и длительный. Так о нем и свидетельствует св. апостол: "Молюсь о том, чтобы любовь ваша еще более и более возрастала в познании и всяком чувстве" (Флп. 1, 9). Таким образом, апостол свидетельствует, что сила любви имеет рост и преобразует все внутреннее естество человека. Она обостряет внутреннее зрение его души, осветляет его душевные чувства, поднимая его от земного к небесному. Тот же апостол, побуждая верующих не ослабевать в пути облечения любовью, пишет: "Достигайте любви". Концом этого пути будет полнота Богоосияния, когда все силы души будут устремлены ко Христу. Апостол говорит об этом идеале: "в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе" (Флп. 2, 5). Вот как создается подлинная любовь души! И не ясно ли, что будет она, как само дыхание Бога. Апостол и восклицает: "Я люблю всех вас любовью Иисуса Христа" (Флп. 1, 8). Таков путь в любовь — только через Бога-любовь. Теперь понятно, что любовь есть то Божественное начало, которое преобразует человеческую душу, истребив в ней все греховное и внеся в нее причастность к Божественному и вечному. Постепенным отмиранием в душе всего ветхого, греховного и внедрением в нее Божественного и творится любовь, та любовь, когда любовь к врагу становится свободным и естественным излиянием души. Когда душа вся погрузится в стихию любви, она сможет дышать только этой стихией. Свет любви будет ярче там, где больше тьма, где больше греха, зла и ненависти. Конечно, это будет дыхание благодати (на такую любовь естественный человек и неспособен), это будет подлинная любовь ко Христу и Богу, дыхание нового, обновленного человека. Братия, вот какова подлинная христианская любовь! Преклонитесь же перед ее величием! В ее высь поднимитесь своими сердцами. Любовь ко Христу — это открытое небо. Это — лучи небесной жизни. Это — влияние небесной жизни на земле! К этой небесной выси нас зовет Христос заповедью о любви, и мы должны понять все нищенство нашего земного. Мы должны понять, что все наши потуги осуществить любовь вне Бога есть бледное трепыхание отдаленнейших бликов настоящей любви. Если наше сердце осознает эту глубину нашей немощи и захватит его тоска по просторам подлинной, чистой, возрождающей любви, если наше сердце ужаснется от мысли, что оскудевает любовь, то пусть оно, поверженное в трепет, не забудет, что путь в эту любовь только через Христа и Бога. Будьте же сынами Божиими, и вы исполните дело любви! Аминь.

Проповедь протоиерея Георгия Митрофанова в неделю 19-ю по Пятидесятнице

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. В исполненном подлинной Христовой любви Святом Евангелии трудно найти строки, которые бы столь сурово обличали каждого из нас, нежели те строки, которые прозвучали сегодня, и которые говорили нам о любви к врагам. Действительно, как нам научиться любить врагов, если мы даже ближних своих, делающих нам немало добра, не любим, а подчас даже ненавидим? Действительно, как нам исполнить то, что Христос полагает в основу христианской жизни? Если мы вдумаемся в сегодняшнее евангельское чтение, искренне попытаемся сопоставить его смысл с нашей жизнью, то каждый из нас должен будет в сердце своем сказать, что он не просто плохой христианин, а что он, может быть, совсем еще не христианин. Сколь бы много мы ни ходили в храм, сколь бы много ни молились, сколь бы хорошо ни соблюдали посты, если нет в нашем сердце способности любить, то мы еще далеки от Христа, мы еще не стали христианами. И, тем не менее, каждый раз, когда сегодняшнее евангельское чтение звучит в храме, каждый раз церковь указывает нам именно на это. И очень трудно жить с мыслью о том, что ты действительно еще так далек от Христа. Что ты действительно еще не способен любить не только врагов, но и даже друзей, даже своих родных людей. И кажется, что любое наше покаяние, любое наше уверение Бога в том, что мы сможем, в конце концов, когда-нибудь по-христиански любить, будет ложью, будет неправдой. И действительно, может после этого поселиться уныние, ибо действительно мы немощны и слабы, ибо не можем по-христиански любить. Да, нам многое в этой жизни нравится, и люди, и вещи, и продукты, и развлечения. Нравится, но это не значит, что мы их любим. А между тем нет иного пути, чтобы стать христианином, кроме как полюбить. И вот здесь сокрыта, может быть, одна из главных тайн христианского откровения в этом исполненном злобы, ненависти, зависти и осуждения мире. Действительно, Царство Христово не от мира сего, потому что это Царство Любви, и Царство это утверждается в мире сем, исполненном зла и ненависти. И это царство от мира сего постоянно стремится в наше с вами Царство не от мира сего, в Церковь, для того чтобы и в Церкви люди не любили, а ненавидели, осуждали и презирали. И это мы часто видим даже не только среди людей, далеких от церкви, но и среди тех, кто считает себя людьми церковными. Чтобы понять причину этого, чтобы увидеть путь выхода из этого царства ненависти, злобы, осуждения, которое рвется сквозь церковные врата в Царство Христово, нужно попытаться ощутить себя в полной мере предстоящим пред Христом. И задуматься над тем, почему так сложилась судьба наша, судьба наших предков, что так мало было в жизни нашей и в жизни их любви. Действительно, возможно современникам Христа, которым трудно было понять Его проповедь, в чем-то было легче, чем нам. Ибо мы с вами являемся продолжателями той эпохи, в которой ненависти было более, чем когда бы то ни было. И мы с вами, не пройдя с детства школы любви, не сталкиваясь с детства с примерами той подлинной христианской любви, о которой говорит Евангелие, очень хорошо прошли школу ненависти. Прошли ее мы, прошли ее наши отцы и деды. Когда-то наших предков учили ненавидеть все то лучшее, чем жила Россия. Ненавидеть дворянство, потому что оно служило России многие века. Ненавидеть духовенство за то, что оно несло веками свет Христовой истины в сердца наших предков. Ненавидеть купечество за то, что оно создавало материальное благополучие России. Ненавидеть офицерство за то, что оно служило России и умирало на полях брани. Ненавидеть интеллигенцию за то, что она просвещала и образовывала поколения русских людей. Ненавидеть даже крестьянство за то, что оно трудилось в поте лица и нередко достигало действительно достойного человека уровня жизни и сочетало тяжелый крестьянский труд с верой в Бога. Их назвали презренным словом «кулаки» и объявили, что и их тоже нужно ненавидеть. И вот не стало за несколько десятилетий тех сословий, тех людей, которые и являли очень часто пример жертвенности и сострадания, любви и милосердия. И прошла Россия мимо этих людей, и наступило страшное время, когда человек, чтобы выжить, чтобы не быть арестованным и осужденным, должен был постоянно изображать в своей жизни ненависть. Он должен был постоянно обличать врагов, искать врагов, уничтожать врагов. И врагами становились все. Соседи по коммунальной квартире, сослуживцы по работе, за которыми должно было следить, и на которых должно было доносить. И простая человеческая порядочность, простая человеческая терпимость и сострадание стали подвигом. Подвигом стало то, чтобы в ночь, когда соседа по квартире арестовали, на другое утро подойти и поздороваться с его женой, погладить по голове его ребенка. Подвигом стало то, чтобы, живя в этом мире, остаться самим собой. Ибо потом нас стали учить ненавидеть просто тех людей, которые не похожи на нас, которые живут чем-то иным, чем должны жить мы все в страшном царстве всеобщего равенства и обезличенности. И так продолжалось десятилетия. И страшно было войти в храм, страшно было протянуть руку человеку, семья которого была репрессирована, страшно было говорить правду. И действительно, ведь очень немногие люди могут быть героями тем более, когда героев этих уничтожают на их глазах. И постепенно мы свыклись с тем, что жить так, чтобы не только не любить, но чтобы нужно было кого-то обязательно ненавидеть. И вот сейчас, когда, казалось бы, стало легче, когда не страшно идти в храм, когда можно говорить правду, в том числе и правду о Христе. Когда можно, не боясь быть расстрелянным и осужденным, говорить о том, что ты христианин, и поступать, как христианин, мы чувствуем, как нам это трудно. Более того, когда в последние годы в церковь пришло немало людей, получивших воспитание в обезбоженном обществе, мы увидели то же, что увидели христиане четвертого века, когда после гонений на христианство в Римской Империи христианство стало государственной религией, и в церковь вошли многие язычники. Эти люди принесли с собой тот дух ненависти и нетерпимости, в котором они были воспитаны в прежние времена. И вот уже мы в своей среде встречаем те же греховные страсти, те же человеконенавистнические, а значит, и богоненавистнические призывы. Мы видим, что очень часто церкви начинают превращаться в собрание людей, которые думают не о спасении, не о любви Христовой, а более думают о ненависти к тем, кто не так, как им кажется, молится, не так, как им кажется, думает, не так, как им кажется, веруют. Эти люди постоянно любят говорить о том, что грядет антихрист, и незаметно для себя более думают уже не о Христе, а именно об антихристе. Сейчас очень популярно размышлять о признаках его пришествия. Среди тех, кто еще недавно пришел в церковь, стало признаком подлинного благочестия постоянно с недоверием и ненавистью смотреть на окружающий мир и говорить: вот мы-то христиане, а кругом безбожники. Кругом царствует антихрист, нужно быть осторожными, нужно быть непримиримыми, нужно быть бдительными к врагам церкви. Конечно, говорят такие люди, Христос учил любить и ближних своих и даже врагов своих. Мы их и любим, но как мы можем любить врагов Христовых? Врагов Христовых нужно ненавидеть. А кто враги Христовы, такие люди решают сами. Человек, думающий иначе, верящий иначе, для них уже враг Христов. И можно избавить себя от труда любви к нему, и можно спокойно отдаться страсти ненависти к этому человеку. И такие люди не замечают, что хотя они, может быть, и боятся антихриста, служат они именно ему. Ибо самый прямой путь торжества антихристова в этом мире, это изгнание из мира любви. И самая главная его победа будет тогда, когда дух любви будет изгнан из церкви. А это сейчас сделать может быть легче, чем когда бы то ни было. Ибо в церковь приходят люди, которых не учили по-христиански любить, которых не учили по-христиански прощать, которые действительно не знают, что это такое. Но которые очень хорошо знают, что значит ненавидеть, что значит искать врагов, что значит своих личных врагов представлять врагами истинной правды, и во имя этой истинной правды призывать гибель на их головы. Вот это они знают очень хорошо. И что же нам делать сейчас, когда действительно в мире зла и ненависти присутствует более, чем когда-либо, когда это зло и ненависть входят в церковь, когда христианская любовь лукаво подменяется христианской ревностью, не по разуму, не по любви, а по злобе и осуждению. Нам остается только одно, что впрочем, и всегда оставалось христианам. Осознав то, что мы действительно не способны сами по себе по-христиански любить, молить Господа о том, чтобы Он даровал нам эту способность любить. Не сразу она нам дастся. Пусть сначала мы научимся хотя бы прощать те обиды, которые наносятся нам самим. А потом пусть мы научимся, прощая обиды, творить дело милосердия по отношению к тому, кто нас обидел. Пусть мы не будем их еще любить, пусть нам будет трудно их прощать и трудно творить в отношении их дела милосердия, но попытаемся сделать хотя бы это. Это будет наш малый шаг навстречу Господу. И тогда не по нашим усилиям, но по милосердию Божию, Господь, видя то, что такие, ненаученные любить, но наученные ненавидеть, мы все же пытаемся прощать, пытаемся творить дела милосердия, Господь даст нам великую способность любить. Преподобный Серафим Саровский был одним из немногих людей, живших в этом мире, который действительно по-христиански умел любить. За этой способностью любить стоял тяжелейший труд духовный, молитвенно-аскетический, тяжелые скорби и немощь. Любовь с легкостью не дается. С легкостью дается лишь ненависть. Так возьмем же на себя, дорогие братья и сестры, труд любви во имя Бога, труд прощения и милосердия. И тогда последнее слово сегодняшнего евангельского чтения, слово о том, что Отец наш Небесный будет по отношению к нам столь же милосерден, сколь мы милосердны по отношению к нашим ближним, сбудется в нашей жизни. И оно будет звучать для нас не как приговор, ибо мы немилосердны, а значит, Отец наш Небесный не будет по отношению к нам милосерден, но как великий залог нашего с вами спасения и прощения. Будем всякий раз, видя человека, помнить о том, что от нашего отношения к нему зависит и отношение Господа Бога к нам. И тогда в нашу жизнь незримо, но вполне реально войдет Христос. И слова великого апостола Иоанна Богослова, который больше других апостолов знал о трудной страшной судьбе мира и говорил «любите друг друга», станут нашими словами. Пусть не по нашей немощи, но по милосердию и благодати Божией любовь будет среди нас. Аминь.

Слово Святителя Луки (Войно-Ясенецкаго), Архиепископа Симферопольскаго и Крымскаго (+1961г.) в Неделю 19-ю по Пятидесятнице

Отвечайте любовью на зло И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними (Лк. 6:31). Какие удивительно простые слова! Они так естественны, что когда человек впервые их слышит, ему становится даже неловко. Господи! Как же я сам не подумал раньше об этом! Все учение Христа чрезвычайно просто, как и все великое. Оно было обращено к людям с простодушными сердцами, его воспринимали бесхитростные галилейские рыбари, которые стали светочами всему миру. Все Его учение как будто само собой понятно, и тем не менее, как далека наша жизнь от исполнения великих заповедей Христовых! Как редко мы поступаем с людьми так, как хотели бы, чтобы и с нами поступали. Мы ждем от людей уважения, а сами их унижаем; мы хотим, чтобы нам помогали в нужде, а сами забываем о помощи ближним, когда благоденствуем. Почему так? Что нам мешает вести себя согласно заповедям? Наш эгоизм, ибо только себя мы любим, о себе заботимся, а людей окружающих часто обижаем и оскорбляем. Дальше Господь говорит: И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники то же делают. И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же. Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего (Лк. 6:32-35). Величайшее, чрезвычайно тяжелое требование предъявляет Господь — любить врагов. Разве это легко? Любить ненавидящих, врагов могут те, у кого сердце чистое, в ком живет Дух Святой, кто проникнут духом любви и смирения. Добром и любовью точно горячими углями они обжигали сердца своих недругов, и те, преклонив главу, из врагов становились друзьями. Господь требует, чтобы мы не ожидали ничего за сделанное добро, обещает великую награду в вечности и говорит, что мы будем сынами Всевышнего. Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд (Лк. 6:36), а Он благ и к безблагодатным и злым, Он всем посылает дождь и солнцу велит светить всему миру — и добрым, и жестоким. Корень милосердия — в жалости и сострадании. Это основные свойства любви, ибо нельзя любить и не сострадать. Не может сострадательный человек не творить добра тем, кто в этом нуждается, творить его без всякого ожидания благодарности. Из чистой любви истекают наше милосердие и исполнение заповедей Христовых,— взаймы даем тем, от кого не надеемся получить обратно. Того, кто так поступает, ждет величайшая награда от Бога — он наречется сыном Всевышнего и на Страшном Суде оправдан будет как праведник, творящий дела любви. А те, кто не имел дел милосердия, нарекутся сынами диавола и будут вместе с ним вечно мучиться. От апостола Павла мы знаем, что любовь есть исполнение всего закона (Рим. 13:10). Что же нам делать, чтобы стяжать ее? Каким путем идти? Господь указывает, что надо идти вратами узкими, путем каменистым и тернистым, не боясь скорбей, ибо страдающий освобождается от зла, становится тихим и кротким, полным любви. Неустанными молитвами и постом надо входить в общение с Богом. Любовь стяжали те, которые, как преподобный Серафим Саровский, день и ночь молились и строго постились. Их сердца Господь очищает от всякой нечистоты, ибо Дух Святой, дух любви может обитать только в чистом и смиренном сердце. О многом должны мы молиться, каясь в бесчисленных грехах наших. Но непрестанной и основной должна быть молитва о том, чтобы Господь очистил сердце от злобы, чтобы подал великие христианские добродетели — кротость и смирение. Никогда не забывайте самой важной молитвы — о любви. Молитесь так, как положит вам Бог на сердце, например: «Господи, даждь ми любовь святую, научи меня любить всех людей: и грубых, и дерзких, и глупых, и нечестивых, яко же Ты, Господи, любиши всех нас, грешных и окаянных». Аминь.

15 октября 1944 года Беседа Преподобномученика Кронида (Любимова) (+1937г.) в Неделю 19-ю по Пятидесятнице

Любите враги ваша. (Лк. 6, 35) Вот какую заповедь дает нам, други мои, Небесный наш Учитель Иисус Христос. Велит нам любить врагов наших: любите враги ваша. Ближний твой сделал тебе зло, а ты, несмотря на то, люби его, за зло плати ему добром. Почему же Иисус Христос дал нам такую строгую и трудную заповедь? Потому и дал, други мои, что она для нас очень необходима, необходима и для настоящей жизни и для будущей. И в самом деле, что было бы на земле, если бы Бог не велел любить врагов, если бы позволил платить злом за зло? Тогда ссорам и смятениям не было бы конца, тогда на земле жили бы, как в аду. Зло злом остановить и пресечь невозможно; оно может быть остановлено и пресечено только добром и прощением обид. Этого правила не слыхали люди до Пришествия Спасителя, Око за око, зуб за зуб — вот чем руководствовалось большинство ветхозаветных людей в отношениях между собою. Благожелательствовали и добро делали только любившим их самих, а ненавидевшим платили ненавистью, за обиды платили обидою и это не считали за грех. Но зло разве можно победить злом? Огонь разве можно потушить огнем? Так ошибались древние. Так они унижали себя, забывая о своем человеческом достоинстве, и подчас в злобе нисколько не отличались от зверей неукротимых. Но это было во времена ветхозаветные. А ныне разве не видим подобного? Не предпочитают ли лучше мстить, чем прощать своим врагам? В оправдание свое таковые говорят, что мщение — это в природе человека, природа наша требует, чтобы за зло воздавать также злом, но какая природа? Конечно, не та, которая дана нам Творцом, но природа, испорченная грехом, то есть диаволом. Судите же, можно ли жить по требованию испорченной природы? Исполнять хотения этой природы не значило ли бы оставаться человеком ветхим, каков был человек до крещения, и не восходить на степень человека нового, каким явил Себя Иисус Христос? Нет, обязанность человека-христианина — искоренять требования испорченной природы, подавлять и очищать ее, развивая в ней только то, что осталось хорошего, то есть стремиться к прощению обид. Ибо ничто так не сильно перед Господом, как прощение обид, потому что оно есть подражание одной из самых ближайших добродетелей — милосердию Божию. Мы ничем так легко не искушаемся, как гневливостью и желанием отмщения вздорным словом, а нередко и делом. Отчего так происходит, что мы не всегда прощаем, а чаще предаемся взрывам гнева, досады и негодования? Думаю, от невнимания к цене прощения. У нас уходит из внимания то, что дается прощением, тогда как ущерб от обиды представляется чересчур очевидным. Из самолюбивого сердца выходит помышление: из-за чего прощать? Мы и не прощаем. А надо бы в минуты обидчивости восстановить в уме и в сердце своем обетование за прощение, которое несравненно ценнее самых великих потерь, какие только в силах причинить человеку обида, — тогда, какая бы ни встретилась обида, из сердца выйдет воодушевленное: есть из-за чего простить. И мы простим. Простим — и прощены будем, простим еще — и еще прощены будем и так без конца. Прощающий сам будет ходить под всепрощением Божиим, в объятиях Божия милосердия и любви. Есть ли в чем искать нам прощения? О, есть и еще как есть!.. Поспешим же прощать, чтобы быть прощеными, и это тем удобнее, что то, что мы простим, ничтожно, а в чем мы прощены будем, так значительно, что и в сравнение с тем идти не может. В евангельской притче наши грехи против Бога оценены тьмою талантов, а грехи других против нас — сотней динариев (Мф. 18, 23-35), по нашему счету выходит: то — с тысячу рублей, а это — в одну копейку. На копейку приобретаем тысячу рублей. Да помилуйте, если б в житейском быту открылась какая-либо возможность сделать такое приобретение, сквозь толпу и не протолкался бы! Но никакое самое выгодное приобретение на земле не может быть таким верным, как верно обетование Господне, и никакая оценка земных вещей не может быть такой точной, как точна сравнительная оценка грехов наших и причиняемых нам обид, потому что она определена Самим Богом Правды. Так помяни же грехи, в которых ты прощен или ищешь прощения, и если не из благодарности за полученную милость, то в несомненной надежде получить ее прощай, прощай и прощай отверстым сердцем. Конечно, не вдруг можно стяжать такой глубокий и обильный мир, чтобы он поглощал всякий удар оскорбления. Но начни с низшего — взойдешь и к высшему. Первая степень необидчивости и, следовательно, прощения есть молчание. С этого и начинай: когда обидят тебя — промолчи, подражая пророку Давиду, который говорил о себе: смятохся и не глаголах (Пс. 76, 5). Сделай так один раз, и в другой уже промолчишь легче, и чем чаще будешь промалчивать, тем с меньшим смущением будешь встречать обиды. Утвердившееся несмущение принесет покой, а покой переродится в мир; тогда будешь перед обидами, что твердая стена под ударами песчинок, возметаемых ветром. А не начнешь себя одолевать — будешь все более и более раздражаться, дойдешь до того, что всякая малость станет выводить тебя из себя. Частое прощение обид не только сообщает легкость в прощении и навык к тому, но развивает даже жажду обид Господа ради, при которой ударенный в ланиту подставляет другую и принужденный идти одно поприще идет два. Это — высота, которая кажется для нас недосягаемой, но на которую, однако ж, начавший как следует прощать восходит легко, естественно, без особенных напряжений. Прощение обид есть добродетель самая привлекательная, тотчас приносящая награду в сердце. И наоборот, когда мы не хотим переносить обиды, проявляем гнев и злобу против ближнего своего, тогда, несмотря на всю нашу бдительность и осторожность, беды, однако, то и дело постигают нас. Примеры из жизни показывают, что злоба на ближнего является одной из причин, навлекающих на нас беды, и напротив, при примирении с ближним они отступают, возвращается спокойствие. Однажды князь Василий Ярославович Боровский разгневался на преподобного Пафнутия (1) и для удовлетворения своей злобы на него несколько раз посылал своих слуг, чтобы они сожгли монастырь преподобного. Но попытки князя сжечь обитель, повторявшиеся несколько раз, не удавались. Разгневанный князь послал тогда с той же целью некоего новокрещенного из агарян, слугу своего Ермолая, также злобствовавшего на Пафнутия. Он лишь только хотел приступить к исполнению своего злого дела, как тотчас же ослеп и, блуждая, стал ходить вокруг обители. Его увидали и привели к преподобному. Пафнутий радостно приветствовал Ермолая, назвав по имени, и спросил, зачем он пришел к нему. Пораженный добротой и кротостью преподобного, Ермолай раскаялся в своей злобе, подробно все рассказал и тотчас стал видеть. Между тем вскоре татары напали на Русскую землю. Князь Василий Ярославович вместе с другими князьями выступил против них, потерпел поражение и был взят в плен. Находясь в плену, он вспомнил грех своей злобы против преподобного, стал просить Бога о прощении и дал обет по возвращении из плена сразу же примириться с Пафнутием. Доброе намерение вскоре принесло и добрые плоды. Сверх чаяния князь был освобожден из плена и тотчас же пошел к преподобному, прося простить его. Пафнутий простил и благословил, и после сего князь... «имел уже, сказано, велию любовь к преподобному». Итак, несомненно, братия, что одной из причин, навлекающих на нас беды, являются наши гнев и злоба на ближнего. Злобился Ермолай на преподобного — и ослеп. Злобился князь — и был взят в плен. Выкинули оба из сердца злобу — и одного тотчас, а другого вскоре миновали беды. Ввиду этого и хотя бы ради того, чтобы избавиться от бед, выкидывайте злость из ваших сердец и помните, что иначе от них не избавитесь. И это справедливо, ибо может ли Бог благосклонно взирать на человека, питающего злобу? Станет ли оказывать ему Свои милости, помощь и благодеяния? Конечно, нет, потому что суд без милости, как говорит Апостол, не сотворшему милости (Иак. 2, 13). А без помощи Божией что же мы можем? Без сомнения, в пучину бед впадем и избавления от них не найдем (Пс. 103, 29). Итак, злобы бегайте и вместо нее держитесь мира и любви с ближними. Почему? Потому, что они, как показали вам примеры, средства от бед избавляющие, счастье нам возвращающие и, следовательно, милости Божий к нам привлекающие. Говорят: «Как я перенесу обиду? Это мне стыд перед другими». Стыдно терпеть, стыдно невинно страдать... — откуда такие мысли? Христианские ли они? А слова Спасителя: блажени есте, егда поносят вам, блажени изгнани правды ради? (Мф. 5, 11, 10). А обещание таковым за это небесной награды: радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех? (Мф. 5, 12). Так мало проникло в нашу жизнь учение Христово! Чему бы нужно радоваться, того стыдятся, за что бы нужно Бога благодарить, за то готовы роптать на Него... Так извратились христианские понятия о заповедях Христа Спасителя! Воистину такие люди забыли Божественный пример молитвы за врагов, когда после разнообразных страданий Господа Иисуса Христа во дворе Каиафы, в претории Пилата и во дворе Ирода, после изнурительного шествия под крестом на Голгофу, наконец, наступила минута распятия. Древо утверждено на земле. Последние одежды совлечены. Распинаемый вознесен на крест. Руки и ноги простерты. Ужасный млат (ц.-слав. — молот, молоток) стучит. Кровь потоками льется на землю... Что сказал бы в сию минуту на сем месте сам Архангел?.. Богочеловек кротко возводит очи к небу и вслух молится. О чем? Об отмщении врагам? О защищении Своего дела? О ниспослании Себе терпения? Нет. «Отче, — вещает Он, — отпусти им: не ведят бо что творят!» (Лк. 23, 34). О, кто по сей одной черте не узнает в Распинаемом Агнца Божия, закалаемого за грехи всего мира? А вместе с тем кто из истинных последователей Его не даст обета быть кротким ко врагам своим? Кто ни разу в жизни не простил своему врагу во имя Распятого Спасителя своего, молившего на кресте о врагах Своих, тот не христианин!.. (2) Други мои! Бойтесь вражды, как геенского огня, не скрывайте в сердце непримиримой злобы к своему врагу. Ах, как пагубна эта непримиримая вражда! Скольких она сгубила! Скольким заградила вход в Царство Небесное! В Житии святого мученика Никифора рассказывается, что этот святой имел друга Саприкия. Но почему-то они рассорились. Между тем случилось гонение. Саприкия за исповедание Христа взяли и повели на казнь. Никифор, узнав об этом, поспешил вслед за ним и слезно стал умолять простить его. Но Саприкий ни за что не соглашался простить и помириться. Что же случилось? Сила Божия отступила от Саприкия, он испугался мучений, отрекся от Христа, и таким образом погубил душу свою, и лишился венца мученического и Царства Небесного, находясь, так сказать, у дверей его. Между тем Никифор, желавший помириться и просивший прощения, устоял против мучений и мучеником умер за Христа. Так Бог любви отверг неимеющего любви, и злобный подвергся участи, одинаковой с духами злобы. Так пагубно и богопротивно злобствовать, мстить! Но зато как благотворно любить! Врагу воздать любовью, всепрощением, за обиду — добром! Что может быть выше, благороднее, любезнее для Господа, как не то, что мы, подражая Ему, простим от всего сердца врагов своих? Он во время крестных страданий молился за врагов Своих, так поступали и угодники Божии. Святой Стефан, первомученик, в то время, когда побивали его камнями, молился за врагов. «Без этой молитвы святого Стефана, — говорит Блаженный Августин, — Церковь не имела бы святого Павла» (3). Апостол Иаков молился за своих убийц, которые свергнули его с кровли храма. От иудеев Апостолу Павлу пять раз дано было по сорока ударов без одного. Три раза его били палками, однажды камнями побивали (2 Кор. 11, 24-25), но он говорит: «Молил бых ся бо сам аз отлучен быти от Христа по братии моей» (Рим. 9, 3). Он готов был сам погибнуть, лишь бы спаслись братия его. Когда святая мученица Татиана была схвачена нечестивыми идолопоклонниками и приведена на суд-мучение, то слуги распорядителя казни начали немилосердно бить ее по лицу, потом удицами терзали очи ее. А святая мученица, укрепляемая Богом, не только не гневалась на мучивших ее и ничего худого не желала им, но, по любви христианской, молилась Господу, чтобы дал им познание истины. И Господь услышал ее святую молитву: свет небесный осиял мучивших ее и просветил их душевные очи. Они увидели четырех Ангелов, окруживших мученицу, и услышали глас с неба, к святой мученице нисшедший. Тогда они пали пред нею на землю и сказали: «Прости нас, служительница Истинного Бога, прости, что мы сделали тебе неволею». Было их восемь человек, и они уверовали во Христа. Вот как угодна Богу христианская молитва о врагах и недругах! Она укрепляет и успокаивает нашу душу, низводит на нас Господню благодать, она просвещает ум и сердце и наших недругов и приводит их к Богу (Четьи-Минеи. 12 января). Так-то, други мои, когда себя преодолеешь, обиду простишь врагу своему да еще помолишься за обидевшего, как на душе сделается легко, точно камень самый тяжелый свалился с нее! Кто из нас и на себе и на других не испытывал этого благого действия христианского всепрощения, снисходительности и любви к ненавидящим? Какое общество более всего процветает и благоденствует? Не то ли, где уступают друг другу, скоро забывают взаимные обиды и неприятности? В каком семействе мир и тишина? Не в том ли, где члены его живут во взаимной любви, в терпении и кротости, где они снисходительны и всепростительны друг к другу, где все покрывается той же христианской любовью? Чтобы вам яснее иметь понятие о кротости и любви к врагам и их действии на них, скажу вам следующий пример. В обители преподобного Кирилла (4) один из братии, по имени Федот, так возненавидел своего настоятеля, что не мог равнодушно слышать его голоса. Враждебное расположение не могло скрыться от братий, которые, зная справедливость, чистоту жизни и смиренномудрие преподобного Кирилла, удивлялись беспричинной и упорной злобе Федота. Сколько ни уговаривали его успокоиться и возлюбить настоятеля, ничто не могло подействовать на ожесточенное сердце. Мучимый постоянным враждебным настроением и смущением мыслей, Федот не находил никакого другого средства погасить в своей душе вражду, как выйти из монастыря, но по совету одного старца решился наперед открыть преподобному Кириллу смущение своих мыслей. Одно резкое слово, один малейший упрек со стороны настоятеля мог бы гибельно подействовать на ожесточенное сердце, преисполненное злобы, и дело примирения окончательно разрушилось бы. Но преподобный Кирилл, подвижнической жизнью воспитавший в себе дух глубокого смирения, совершенно пристыдил своего врага отечески любовным и кротким обращением. Желая совершенно уврачевать душевный недуг инока, прозорливый Кирилл сказал Федоту: «Возлюбленный брат! Все обманулись, почитая меня добрым человеком, ты один истинно судил, считая меня злым и грешным, поистине я грешный и непотребный». Это проявление глубокого смирения и самоуничижения настоятеля окончательно подействовало к умиротворению враждовавшего инока. Он упал к ногам преподобного Кирилла и со слезами каялся в том, что напрасно питал к нему вражду. Примиренный таким образом инок нашел покой своему сердцу и с тех пор особенно возлюбил преподобного, до конца жизни оставаясь в его обители в совершенном иноческом послушании и незлобии (5). Да, братия, Спаситель, чему бы ни учил людей, всему учил для их пользы, не только вечной, даже и временной. И, поверьте, если бы все люди исполняли Его учение так, как должно, тогда и на земле была бы жизнь, подобная райской. Но враг рода человеческого делает свое. Ему ненавистно учение Христово, ненавистна любовь, заповедуемая Христом. И вот он поселяет между людьми раздоры, вражду, злобу, ненависть друг к другу. И, посмотрите, где нет этой вражды, этой злобы? Не только между чужими мало любви, часто брат с братом не могут жить в мире, друг друга преследуют и оскорбляют! И не от этого ли, между прочим, мы нисколько не становимся лучшими при всей часто видимой набожности своей? Да, в нас нет самого главного, самого живительного чувства, без которого все мертво, нет истинной любви. Мало любви, а между тем она так необходима. «Не любяй бо брата пребывает в смерти», — говорит Апостол (1 Ин. 3, 14). «Тогда только будете моими учениками, когда будете иметь любовь между собою», — говорит Спаситель. Боже мой, какую имели могучую любовь к ближнему святые угодники Божии, как они были сострадательны к несчастным во имя Христа, какое принимали живое участие в их тяжких житейских положениях. Это мы видим из дивного поступка святого Аполлинария, Патриарха Александрийского (6). В Александрии был один юноша, сын знаменитых родителей. После своей смерти они оставили ему большое состояние (корабли и большое количество золота). Юноша вскоре лишился своего состояния, все потерял и впал в крайнюю бедность, не имея ничего даже для пропитания. Не то чтобы он растратил на излишества — нет. Кораблекрушения разорили его. И стал он из великих малым, по слову Псалмопевца: восходят до небес и низходят до бездн (Пс. 106, 26). Так и юноша — всех превосходил богатством, а теперь стал ниже всех по своей бедности. Узнал обо всем этом блаженный Аполлинарий. Видя юношу в таком затруднительном положении и бедности, вспомнив о его родителях, как они были богаты, пожелал оказать ему милость и подать хотя небольшую помощь для пропитания, но недоумевал, как бы это устроить, не оскорбляя молодого человека. Ему было больно до глубины души всякий раз, когда он видел грязную одежду и печальный вид юноши — эти признаки крайней бедности. И мысли о нем не покидали святителя. Однажды, как бы по вдохновению свыше, он придумал удивительное средство, вполне достойное его святости. Призвав к себе казначея Святой Церкви, он наедине спросил его: — Можешь ли ты сохранить одну мою тайну? — Надеюсь, владыко, на Сына Божия, — отвечал тот. — Если повелишь, не скажу никому, и никто не будет знать того, что ты доверишь рабу твоему. — Ступай, — сказал святитель, — и напиши заемное письмо в пятьдесят фунтов золота, как бы от лица Святой Церкви, на имя Макария, отца известного юноши. Чтобы все было в порядке, и свидетели и условия, и принеси лично ко мне. Получив такое повеление, казначей немедленно изготовил заемное письмо и вручил святому. Но после смерти отца юноши прошло уже лет десять, а может быть, и более; между тем грамота имела совсем свежий вид. Святитель сказал казначею: — Ступай-ка, господин казначей, спрячь грамоту в пшеницу или в ячмень и через несколько дней принеси ко мне. Тот исполнил это и в назначенное время принес грамоту святителю. Святитель сказал: — Ну, теперь ступай и скажи молодому человеку: «Сколько ты мне дашь, если я тебе доставлю один документ, который принесет тебе большую пользу?» Только смотри не бери с него больше трех номисм (византийская золотая монета). И отдай ему документ. — Владыко, — ответил казначей, — да я ничего не возьму с него, если повелишь. — Нет, я непременно хочу, чтобы ты взял три номисмы. Казначей отправился к молодому человеку. — Что ты мне дашь за одну вещь, которая облагодетельствует тебя? Тот соглашался на все, чего бы он ни пожелал. Тогда казначей, придумав заранее, говорит юноше: — Пять или шесть дней тому назад, перебирая в доме бумаги, я нашел вот это заемное письмо и припомнил, что Макарий, отец твой, относясь ко мне с полным доверием, оставил у меня его на несколько дней. Но он умер; и вот случилось так, что оно пролежало у меня до нынешнего дня... — Что же ты желаешь получить за него?.. — Три номисмы. — А состоятельно ли это лицо, за которым числится долг? — Без сомнения! И состоятельно, и милостиво, и ты без всякого затруднения можешь получить долг. — Видит Бог, у меня теперь ничего нет, но если отдадут мне, я тебе дам и больше трех номисм, если пожелаешь. Тогда казначей вручил ему заемное письмо в пятьдесят фунтов золота. Получив документ, молодой человек явился к святому Аполлинарию. Поклонившись, он подал ему вексель. Святитель взял, прочитал и сделал вид, будто смутился. — А где ты был до сих пор? — спросил он юношу. — Отец твой умер уже более десяти лет. Ступай-ка, сударь мой, я тебе не дам никакого ответа. — Поверь мне, владыко, у меня его и не было, оно хранилось у казначея, а я и не знал. Дай Бог ему здоровье, он только что отдал его мне со словами: «Перебирая бумаги, я нашел его». Аполлинарий отослал юношу, проговорив: — Я подумаю. А бумагу оставил у себя. Через неделю молодой человек пришел к нему. Святитель снова начал укорять его. — Зачем ты медлил представить бумагу? По его виду можно было заметить, что он не желает отдать ему даже сколько-нибудь... — Владыко, — сказал молодой человек, — видит Бог, у меня нет ничего, нечем кормить даже семью. Если Бог наставит вас, сжальтесь надо мною. Делая вид, будто уступает его мольбам, святой Аполлинарий сказал: — Я заплачу тебе полностью. Только прошу тебя, брат, ты уж не требуй от Святой Церкви процентов. Молодой человек бросился ему в ноги. — Все, что повелишь и пожелаешь, владыко мой, все исполню. И если пожелаешь убавить и саму сумму — убавь... — Этого не сделаю. С меня довольно и того, что ты уступаешь нам проценты. Достав, святитель вручил молодому человеку пятьдесят фунтов золота и отпустил его, все еще говоря и прося об уступке процентов. Вот каков тайный поступок Аполлинария, вот прекраснейшее деяние, обнаруживающее его сострадательную душу. Вот какую любовь, сострадание и милосердие к бедным имели святые. Между тем Бог так помог молодому человеку через милосердие святого мужа, что он поднялся из столь бедственного состояния и не только вернул все прежнее, но превзошел и родителей своих богатством и капиталами. Вместе с тем, все это принесло ему и великую духовную пользу (7). Итак, позаботимся о приобретении любви. Да будет отныне нашим правилом: всеми мерами стараться любить ближнего, как самого себя; всеми мерами стараться всем желать того, чего себе желаем; любить не только любящих нас, но и ненавидящих. Будем избегать всего, что ведет к нарушению любви. Будем как можно дальше от брани, ссор, будем уступчивее, терпеливее. А чтобы успеть в этом, будем чаще взирать на Распятого за нас Господа, Свою любовь к людям простершего до крестной смерти и даже на кресте молившегося за Своих распинателей. Будем молиться Ему, просить во всем помощи у Него, и Он поможет нам и восполнит в нас все, чего нет! Аминь. 1913 г. (1) Речь идет о преп. Пафнутии Боровском (+1478; пам. 1/14 мая) — игумене Высоко-Покровского монастыря близ г. Боровска и основателе Пафнутьева Рождество-Бородицкого монастыря. Случай с князем Василием Ярославовичем произошел ок. 1445-1448 гг. (2) Из сочинений Иннокентия (Борисова), архиепископа Херсонского. (3) Когда Апостола Стефана побивали камнями, Савл (будущий Апостол Павел) стерег одежды убийц (Деян. 7, 58-60). (4) Имеется в виду преп. Кирилл Белоезерский (+1427; пам. 9/22 июня) и его монастырь в Вологодской земле. (5) Доброе слово. Сост. свящ. Г. Дьяченко. Ч. 3. (6) Аполлинарий был Патриархом Александрийским с 551 по 565 г. Отличался редкостной добротой. (7) Блаж. Иоанн Мосх. Луг духовный. Сергиев Посад: Изд. ТСЛ, 1915. С. 234-237.